— Куда ты прёшь, блять? — орал на меня водитель Мерса.
— Отключи режим педрилы, сука! На зебре главный пешеход, а не уёбки, вроде тебя, — бесился я.
— Я сейчас покажу тебе, кто прав, ублюдок! — бородатый мерзавец вытащил своё тело из машины. Он был заплывший и бесформенный. Чего он ожидал от этой схватки, я не понимал. К поединку я был готов.
Стоило этому придурку вытащить своё тело из машины, как водители за ним начали сигналить.
— ЭЙ! Ты, блядь, здесь не один! ЭЙ! Слышишь! ЭЙ! — кричал таксист водителю Мерса
— СВАЛИВАЙ С ДОРОГИ! ГОНДОН! ВЫ ТАМ ВСЕ ОХУЕЛИ!? ЭЙ! КАКОЙ МУДАК ЗАДЕРЖИВАЕТ ДВИЖЕНИЕ!? — подключались другие водители.
— Если бы не они, я бы тебя прикончил! — краснел бородатый, будто у него были шансы. Он вернулся в машину.
— Да-да, — отвечал я, доставая чемодан. Тележку я оставил перед его машиной.
— Ты конченый! Слышишь! Ты конченный! — визжал бородач, вылезая из тачки.
— Правильно, так ему и нужно, — поддержали меня прохожие. Смотря на водителя мерса, я закурил. Сделав несколько хороших затяжек, я выставил ему средний палец. Откатив тележку, он оглянулся на меня и умчал. Закончив с сигаретой, я отправился в аэропорт.
В зале ожидания вылетов я прилично накатил. Опустошив очередной бокал шампанского, я познакомился с каким-то пиджаком из Португалии. Он сидел за соседним столиком к моему. Банкир. Сверкал запонками, что стояли дороже всех тряпок на мне и в моём чемодане. Привлёк он моё внимание тем, что читал какую-то книженцию о каббале или что-то типа того. В общем, хрень. Видимо, этот тип раскрывал чакры своего костюма от Zegna. Мои шутки о том, как переправить энергию космоса с его кредиток на мои, его не впечатлили.
Чувак был серьёзно настроен на какой-то кармический каминг-аут. С убеждённостью шпица в том, что его не кастрировали, Банкир втирал мне эзотерические байки. Суть его мыслей сводилась к тому, что существует неведомая взаимосвязь всех событий, происходящих в мире людей. Он верил в карму. Не верил в совпадения. Был убеждён в своей правоте, относительно концепций всего. Первые пять минут я слушал его с удовольствием. Затем я поверил в то, что он несёт хуйню. В существование хуйни я верил. Как и он, я был убеждён в своей правоте. А прав я был в том, что он двинутый фанатик. Меня хватило ещё на пять минут с ним. Дальше я утомился.
— Карма, значит, да? — говорил я.
— Именно.
— Твои байки про карму нужны тем ребятам, что годами изводят людей.
— Что?
— Диктаторы. Тираны. Политики. Продажные копы. Мафия. Педофилы. Маньяки. И другая интеллигенция.
— Всё не так просто, — строил он из себя одухотворенного.
— Ты прав, всё ещё проще. Зачастую педофилом, тираном, маньяком и диктатором, может быть один человек.
— Ты ошибаешься.
— Скажи это священникам или раввинам, что не ограничиваются платонической любовью к детям.
— Ты не понимаешь.
— Я живу в России, приятель. Я понимаю.
— Нет.
— Карма предпочитает тех, у кого больше денег, — вставал я из-за стола.
— Что!?
— Я говорю, что из нас двоих, карма пока на твоей стороне, — я дососал шампанское и оставил Банкира один на один с эзотерикой. Вновь ретроградный Меркурий не светил в мою сторону. Вероятно, из-за того, что я никогда не верил в ретроградные Меркурии и прочие холистические сношения.
Когда я подошел к своему креслу в самолёте, на нём сидела женщина. Средний возраст, вычурный макияж, мешки под глазами. Уткнувшись в руку, она смотрела в иллюминатор. На ней было платье, исписанное в цыганские мотивы. Её тело было обвешано ювелиркой. Оценив количество украшений на этой дамочке, я прикинул, что продав половину бижутерии, можно было бы накормить детдом или спасти кого-нибудь от рака.
— Я бы хотел сесть на своё кресло, — говорил я ей.
— Как вы меня назвали?! — смотрела она на меня так, будто я её оскорбил.
— Матильдой.
— Что!?
— Никак не называл.
Женщина молчала.
— Я говорю, вы заняли моё место. Я за него платил.
Она делала вид, словно я обращаюсь не к ней. Я аккуратно дотронулся до её плеча:
— Вы не поверите, но я покупал это место не для вас.
— Не надо меня трогать! — фырчала она.
— Я протру руку, когда вы меня пустите, — шутил я.
— Как вы со мной общаетесь?
— Доступно, — за мной образовывалась очередь.
— Что за люди пошли…
— Люди, желающие улететь из России.
— Отвратительно. Какой вы грубый. Мерзость.
— Заметьте, не я занял ваше место.
— Мне противно с вами общаться, — сказал она, встав с моего кресла.
— Я бы вовсе предпочел избежать этого диалога.
— Вас никто не спрашивал, чего бы вы предпочли, — бормотала она хмельным тоном. В аэропорту она крепко накидалась. Странная дамочка.
— Вас тоже никто не просил занимать моё кресло.
— Я присела отдохнуть, а вы устроили тут… — язвила она.
— Что же вам мешало отдохнуть на том месте, за которое платили вы?
— Вы! — крикнула она.
— Значит, половина пассажиров, что вошли в самолёт до меня, заняли свои места, но вы у нас особенная?
— Не ваше дело, — выдала она, отстраняясь от меня.
— Но моё кресло.
— Какой вы токсичный! — не останавливалась она.
— Вдохновляюсь такими, как вы, — пробирался я к своему сиденью.
— У вас все дома? — краснела она.
— Последний врач постановил, что у меня легкое искривление позвоночника. Возможно, нужна консультация с психотерапевтом. Но он так и не постановил, что я прочел практически все произведения Набокова. Поэтому, я рискну предположить, что все.
— Сходите в церковь.
— Абонемент закончился.
— Слушай, проваливай уже. Чтоб тебя, — огрызался на дамочку мужик в гавайских шортах. Она убежала в конец самолёта.
— Обожаю российские авиалинии, — сказал я сам себе.
Я разместился в кресле. Надел наушники. Включил Оттиса Реддинга. Раскрыл книгу Генри Миллера. Читать особо не получалось. Слушать музыку тоже. Книгу я вовсе раскрыл для того, чтобы привлечь внимание брюнетки, которая сидела в соседнем ряду. Мой жест она не оценила. Впрочем, было понятно, что мои предпочтения в литературе ей не всрались: на планшете она смотрела какой-то ущербный сериал, где лучшие умы российских режиссёров весьма старательно, но всё же безвкусно, имели своего зрителя.
Гигантские глаза брюнетки напомнили мне девочку, в которую я был влюблён в школе. Это была прекрасная любовь. Любовь, что не засрана кредитами, клеймом токсичных отношений или идиотских решений, принятых с горяча. Никогда и ни у кого я не видел столь огромных и всеобъемлющих глаз, как у моей Вики. Тепло, излучаемое её взглядом, было для меня слишком. Возможно, я даже был проклят её взглядом. Будучи мальчишкой. Будучи маленьким и пухлым глупцом, что не понимал, как выражать свои чувства. Когда мне перевалило за 20, я перестал верить в проклятья. Загробную жизнь. Прочее дерьмо, что сыпалось в комплекте базовых услуг типичного человека из российской глубинки. Короче, практичного человека расставание с Викой из меня тоже не сделало. Может быть, сидел бы на месте Банкира, если не расстался с ней. А, может, и в психушке. Кто знает.
Отдавшись потоку музыки, я грезил тем, что преподнесёт мне ближайший уик-энд. Думал о пальмах. Море. О том, что на ближайшие три недели я отключусь от жизни и мой мозг не будет тревожить ничего, кроме еды и напитков. Мысли о том, в какую сторону шлифанёт моё настроение после возвращения в Москву, меня напрягали.
Посадка в самолёт заканчивалась. Кресло, прилегающее к моему, пустело. Я подумал закинуть на него сумку. Стоило мне встать, как к моему ряду подкатился не человек, а Мешок. Казалось, что этот чувак весил килограмм 400 в будни и за 600 в праздники. С треском он просочился на пустующее место. Он был невменяемо пьян. Разило от него так, что я подумывал о кислородной маске. Я сел обратно. Когда мой организм адаптировался к запаху соседа, я разглядел татуировку на его руке. Она виднелась за рукавом пиджака. Имя женщины. Инна или Иннеса. Первая или последняя любовь. Шрифт, которым было выведено имя, создавался для душевнобольных. Чертова безвкусица. Шрифт, выдающий диагноз. Болезнь, с которой мой сосед никогда не боролся.
Как он втиснулся меж подлокотников, — было загадкой для инженеров экспериментаторов. Более того, перед взлётом он пристегнулся. Это меня удивило. Как и длина ремней безопасности. Окончательно запаковавшись в сиденье, он уснул. Его рожа эклектично повисла, а жир в области шеи заменил ему подушку. Какое-то время он храпел, но затем перестал. Когда сап прекратился, мне стало интересно, — жив ли он. Несколько раз я толкнул его в руку. Во время наиболее сильного толчка он издал аномальный звук, благодаря которому я предположил, что он жив. Когда самолёт набрал высоту, я прыгал через соседа, как бухая балерина.
– С ним всё в порядке? — интересовалась стюардесса в середине пути.
– В наших интересах, чтобы он не вставал. Он может быть тяжелее самолёта, — шутил я.
– Дорогая, вы бы могли меня пересадить? Это никуда не годится. Примите какие-нибудь меры. Нельзя же так летать, — жаловалась моя соседка, сидевшая по другую сторону от Мешка.
– К сожалению, свободных мест нет, — улыбалась бортпроводница. Она была симпатичной.
– Милая моя, но от него разит хуже, чем от кошачьего сральника! Вы не чувствуете? — краснела дама. — Даже если бы все мои мужики собрались в одной комнате, пахло бы лучше! Спасите меня! Сделайте что-нибудь! — не переставала моя соседка.
– Послушайте, авиакомпания не регулирует подобные вопросы. В конце концов, пассажир спит.
– А если я задохнусь из-за этого придурка, авиакомпания компенсирует мои похороны? — продолжала дама.
– Давайте так. Мы сообщим о нарушении, когда окажемся в аэропорту.
– Нарушении? Дорогая, вы везёте газовое оружие, а не пассажира. Это терроризм.
Бортпроводница попыталась разбудить чудовище. Ничего толкового из этого не вышло. Мешок издавал невнятные звуки, но просыпаться не спешил.
– ДАВАЙТЕ УЖЕ СПОКОЙНО ДОЛЕТИМ, — вставил свою лепту Лысый с соседнего ряда. Он смахивал на бывшего заключенного или охранника колонии. Возможно, просто мент. У него были бешеные и пустые глаза. Лицо, выдающее посредственный интеллект. Большой золотой крест свисал на его груди. Одет он был в дурацкие брюки и белую майку без рукавов. Противный тип.
– Так усаживайся рядом с ним и лети. В чем проблема? — продолжала моя соседка.
– ВЫ ВЕСЬ САМОЛЁТ НА УШИ ПОДНЯЛИ, СИДИТЕ НА СВОЁМ МЕСТЕ УЖЕ, — добавлял Лысый.
– Не могли бы вы принести мне просекко, — обратился я к стюардессе.
– Да как вы можете сидеть рядом с этой кучей?! — нервозно обращалась ко мне соседка.
– А что вы предлагаете? Пересесть на другой самолёт в середине пути? — мой ответ рассмешил бортпроводницу.
– Ужасно… — моя соседка была расстроена. Её можно понять.
– Кто бы спорил, — вставила бортпроводница.
– Сдался содержимому бутылки, так и не успев начать жить, — мямлил я, уткнувшись носом в просекко.
Приговорив просекко, я решил прогуляться до туалета. Где-то в середине пути я понял, что не только мой ряд отдаёт спиртом. Весь самолёт разил так, будто даже пилот уселся за штурвал с хорошенького похмелья. Не перелёт, а дзэн на этиловом спирте. Это был отличный рейс. Действительно кармический перелёт. Взят с полки классических бифштексов российских авиалиний. Я наслаждался происходящим.
